У нас было полнейшее нарушение поведения — у нас был прямо КАРАУЛ! У нас было поведение просто ужаснейшее! Он ничего не умел — ни руками, ни думать не хотел! Я уже не говорю о том, что мечтать о садике нам вообще, в принципе, нельзя было! Нарушение поведения, никакой социализации, крикливость, плаксивость, кусание рук. За время занятий с Мариной Владимировной изменения произошли кардинальные! Во-первых, мы пошли в садик — мы вообще не думали, что до этого дойдём! Мы на 2 часа пока остаёмся только, но мы начинали с часа и уже дошли до двух часов! Воспитатели уже более или менее с ним справляются. Как Марина Владимировна смогла с ним это сделать? Он уже слушается воспитателей, даже когда ему что-то не нравится и он начинает возмущаться, они настаивают на своём — и выходит, что он должен подстраиваться под воспитателей, а не наоборот. Даже вот сейчас: он видит, что я отвлечена, значит уже можно заставить меня делать то, что он хочет. А я сделала, как Марина нас учила, — он покричал буквально 2 секунды и вышел на улицу кататься на качелях… До этого он у нас днями кричал просто! И мы бегали, прыгали: «Что случилось?» А вот такой системы, которой за эти 2,5 месяцев нас Марина Владимировна научила — мы бы и близко до этого не додумались и не дошли бы… Она именно систематично, шаг за шагом учила и нас и нашего ребёнка поведению, взаимодействию. Вот именно поведение, как таковое, выставила нам она — вот эта маленькая, худенькая молоденькая девушка. Если честно, с самого начала, когда нам её поставили, я говорю: «Боже мой! Ну что ж у неё тут опыта, у этой девочки?… Что она с нами сделает, с нашим непростым ребёнком? Нам бы кого-нибудь поопытнее… Мы бы и побольше бы платили, но нам бы поопытнее». А, оказалось, прошло два, три, четыре, пять, десять занятий — смотрим: да ребёнок меняется! Действительно что-то получается! Мы начали даже копировать её интонацию (она как-то своеобразно с ним разговаривает) — и это действует! Он сначала смотрел на нас: «Что происходит?» А потом начал слушаться!
Мы ходим в магазин — мы раньше не могли из машины выйти, я и окно стеснялась открыть в машине, потому что он кричал и мне было стыдно. Сейчас мы ходим в магазин. Мы уже даже планируем в кинотеатр сходить! Мы ходим в садик, мы ходим к логопеду отдельно, мы ходим на рынок, мерим одежду в примерочной… Раньше мы даже не могли из дома выйти! Когда нам посоветовали «Подсолнух» и мы начинали работать, — ну к кому поставят? Хотя у вас все умнички — вот мы ходим, смотрим — все такие положительные. Но всё равно, знаете, не каждый найдёт общий язык с ребёнком (хотя, конечно, они все профессионалы). Он её бедную и кусал, и щипал… Я думала, она скажет: «Так! Идите Вы отсюда!» Нет. Она вместе с нами всё это прошла. Я ей говорю: «Для Вас это рутина, это работа. Но Вы не представляете, что Вы для нас делаете!» А она отвечает: «Ну, это не совсем рутина — всё равно каждый ребёнок проходит через человека». Хоть психолог — это чужой человек, но он проводит ребёнка через себя.
Я бы хотела сделать акцент на том, что у Марины Владимировны большой профессионализм. И она большая умничка в том плане, что в ней есть человечность (а не «вкл/выкл» и как всё по книжке написано…) Нет, именно человечность. Она подходит к нам именно исходя из нашего диагноза, исходя из наших умственных возможностей, особенностей. Именно человечность. Я уже не говорю о профессионализме! Понимание не только ребёнка, но и нас, как родителей.